Архимандрит Павел Груздев
Большой интерес у православных читателей вызывает личность архимандрита Павла Груздева. Он перестрадал со своим народом все годы безумия, но не озлобился, не отчаялся, но стал, по истине, святым человеком. Все, кому приходилось с ним сталкиваться, в первую очередь отмечают его неземную простоту; в эту простоту обличена была его великая мудрость и прозорливость. За исповедование Православия ему пришлось отбывать срок в Верхнекамье. Вот как описывает он этот момент своей жизни в книге, составленной по его воспоминаниям его духовными детьми (РОДНЫЕ МОИ. Рассказы архимандрита Павла (Груздева). Центр православной культуры святителя Дмитрия Ростовского. Изд-во «Китеж». Ярославль. 2003 г.).
«С неба огонь сходил на это домишко»
В середине войны, году в 1943-м открыли храм в селе Рудниках, находящемся в 15-ти верстах от лагпункта № 3 Вятских трудовых лагерей, где отбывал срок о. Павел. Настоятелем вновь открывшегося храма в Рудниках был назначен бывший лагерник, "из своих", священник Анатолий Комков. Это был протоиерей из Бобруйска, тянувший лагерную лямку вместе с о. Павлом - только во второй части, он работал учетчиком. Статья у него была такая же, как у Павла Груздева - 58-10-11, т.е. п. 10 - антисоветская агитация и пропаганда и п. 11- организация, заговор у них какой-то значился.
И почему-то освободили о. Анатолия Комкова досрочно, кажется, по ходатайству, еще в 1942-м или 1943-м году. Кировской епархией тогда правил владыка Вениамин - до того была Вятская епархия. Протоиерей Анатолий Комков, освободившись досрочно, приехал к нему, и владыка Вениамин благословил его служить в селе Рудники и дал антиминс для храма. «На ту пору отбывала с нами срок наказания одна именья, - вспоминал отец Павел - Не помню, правда, какого монастыря, но звали ее мать Нина, и с нею - послушница ее, мать Евдокия. Их верст за семь, за восемь от лагеря наше начальство в лес поселило на зеленой поляне. Дали им при этом восемь-десять коров: "Вот, живите, старицы, тута, и не тужите!" Пропуск им выдали на свободный вход и выход... словом, живите в лесу, никто не тронет!
— А волки?
— Волки? А с волками решайте сами, как хотите. Хотите — гоните, хотите — приютите.
Ладно, живут старицы в лесу, пасут коров и молоко доят. Как-то мне игуменья Нина и говорит: "Павлуша! Церковь в Рудниках открыли, отец протоиерей Анатолии Комков служит - не наш ли протоиерей из второй части-то? Если наш, братию бы-то в церкви причастить, ведь не в лесу».
А у меня в лагере был блат со второй частью, которая заведует всем этим хозяйством – пропусками, справками разными, словом, входом в зону и выходом из нее.
— Матушка игуменья, - спрашиваю, - а как причастить-то?
А сам думаю: «Хорошо бы как!»
— Так у тебя блат-то есть?
— Ладно, — соглашаюсь, — есть!
А у начальника второй части жена была Леля, до корней волос верующая. Деток-то у ней! Одному - год, второму - два, третьему - три... много их у нее было. Муж ее и заведовал пропусками.
Она как-то подошла ко мне и тоже тихо так на ухо говорит:
— Павло! Открыли церковь в Рудниках, отец Анатолий Комков из нашего лагеря там служит. Как бы старух причастить, которые в лагере-то!
— Я бы рад, матушка, да пропусков на всех нету, - говорю ей.
Нашла она удобный момент, подъехала к мужу и просит:
— Слушай, с Павлухой-то отпусти стариков да старух в Рудники причаститься, а, милой?
Подумал он, подумал...
— Ну, пускай идут, - отвечает своей Леле.
Прошло время, как-то вызывают меня на вахту:
— Эй, номер 513!
— Я вас слушаю, — говорю.
— Так вот вручаем тебе бесконвойных, свести куда-то там... сами того не знаем, начальник приказал - пятнадцать-двадцать человек. Но смотри! - кулак мне к носу ого! - Отвечаешь за всех головой! Если разбегутся, то сам понимаешь.
— Чего уж не понять, благословите.
— Да не благословите, а!.... — матом-то… — при этих словах тяжело вздохнул батюшка и добавил: "Причаститься-то..."
Еще глухая ночь, а уже слышу, как подходят к бараку, где я жил: "Не проспи Павёлко! Пойдем, а? Не опоздать бы нам, родненькой..." А верст пятнадцать идти, далеко. Это они шепчут мне, шепчут, чтобы не проспать. А я и сам-то не сплю, как заяц на опушке.
Ладно! Хорошо! Встал, перекрестился. Пошли.
Три-четыре иеромонаха, пять-шесть игуменов, архимандриты и просто монахи. Был среди них и оптинский иеромонах Паисий!
Выходим на вахту, снова меня затребовали: «Номер 513-й! Расписывайся за та- кие-то номера!" К примеру — «23»,«40», «56» и т.п. Обязательство подписываю, что к вечеру всех верну в лагерь. Целый список людей был.
Вышли из лагеря и идем. Да радости-то у всех! Хоть миг пускай, а свобода! Но при этом не то чтобы побежать кому-то куда, а и мысли такой нет, ведь в церковь идем, представить и то страшно.
— Пришли, милые! — батюшка о. Анатолий Комков дал подрясники. — Служите!
А слезы-то у всех текут! Столько слез я ни до, ни после того не видывал. Господи! Так бесправные-то заключенные и в церкви! Родные мои, а служили как! Огонь сам с неба сходил на это домишко, сделанный церковью. А игуменья, монашки-то - да как же они пели! Нет, не знаю... Родные мои! Они причащались в тот день не в деревянной церкви, а в Сионской горнице! И не священник, а сам Иисус сказал: «Придите, ядите, сие есть Тело Мое!"
Все мы причастились, отец Анатолий Комков всех нас посадил за стол, накормил. Картошку миску сумасшедшую, грибов ... Ешьте, родные, на здоровье! Но пора домой. Вернулись вечером в лагерь, а уж теперь хоть и на расстрел - приобщились Святых Христовых Тайн. На вахте сдал всех под расписку: "Молодец, 513-ый номер! Всех вернул!"
— А если бы не всех? - спросила слушавшая батюшкин рассказ его келейница Марья Петровна.
— Отвечал бы по всей строгости, головой, Манечка, отвечал бы!
— Но ведь могли же сбежать?
— Ну, конечно, могли, — согласился батюшка. — Только куды им бежать, ведь лес кругом, Манечка, да и люди они были не те - честнее самой честности. Одним словом настоящие православные люди.
Вот она сионская горница, в которой служили епископы, архимандриты, игумены…
Расположен этот домишко на краю оврага. На Пасху по всему склону оврага расстилали прихожане платочки и полотенца, выставляли на них куличи, выкладывали яйца, а то и кусок сала. Отец Николай своей сильной рукой окроплял святой водой небогатые по тому времени пасхальные брашна.
P.S.
К вышеописанному мы можем добавить следующее. Поскольку рассказ был записан спустя не один десяток лет после происшедших событий, то, естественно, в нём имеются некоторые неточности. Во-первых, Рудник – не село, а посёлок, во- вторых, рудниковского священника звали не Анатолий, а Николай. Александра Константиновна Рубцова, член церковного совета Свято-Никольской церкви пос. Рудничный поделилась с нами своими воспоминаниями. Она хорошо помнит отца Николая. Это был высокий представительный мужчина лет сорока. Его супруга-матушка приехала в Рудник ещё до войны. Здесь же в Руднике она и похоронена. К сожалению, мы не смогли найти её могилы. Александра Константиновна училась в школе вместе с его сыновьями. Домишко, в котором служил о.Николай, был жилым домом и принадлежал Александре Зориной, в настоящее время – принадлежит жителю нашего посёлка и используется под дачу. А вот что вспоминает другая прихожанка-старушка, а в начале сороковых маленькая девочка лет восьми-девяти. Однажды поздней осенью, когда уже выпал первый снег, шла она по лесной дороге домой, кажется, из Рудника в село Волосницу. Уже смеркалось. И вдруг слышит она не то вой, не то плач. Девочка, конечно же, испугалась: волки в наших краях известны не только по сказкам. Она прислушалась. Вроде бы, кто-то плачет в поле у стогов сена. Потом она различила явственно человеческую речь. «По голосу я поняла, что это говорит священник. У священников голоса особые, не такие, как у простых людей. Я подошла поближе: слышу, что священник плачет и сквозь слёзы читает молитвы. Правда, одет он был в робу, как у заключённых. Тут я совсем осмелела, подошла к нему и спросила: «Батюшка, что ты тут делаешь?» «Я заблудился и не знаю, куда мне идти. Мне надо в Рудник». «Пойдём к нам, у нас тятенька всех пускает». Оказалось, что о.Николая освободили из лагеря, выпустили за ворота и махнули рукой – туда, мол, ступай. Отец Николай пошёл и, конечно же, заблудился, - тут его обессиленного и замёрзшего и нашла девочка. После войны о.Николай Комков вернулся к себе на родину в Белоруссию, кажется, в Бобруйск.