Священник и поэт – о. Леонид Сафронов

Сафронов Леонид Александрович родился 19 октября 1955  года в поселке Рудничном Верхнекамского района Кировской области. После окончания школы был студентом медицинского училища, а после и, — культпросветучилища. Служил в армии, где начал публиковать свои стихи в армейских газетах. После службы в армии работал в Норильске. В конце восьмидесятых годов вернулся на родину. Публиковался в местных изданиях. В мае 1989 года по рекомендации IX Всесоюзного совещания молодых писателей был принят в Союз писателей (член Союза писателей России). Автор поэтических книг «Далеко за синими лесами», «Куликово поле», «Затаилась Русь Святая», «Лесниковая дочь». Лауреат литературных премий журналов «Москва» и «Наш современник».

В настоящее время отец Леонид Сафронов — настоятель храма во имя Святителя Николая Чудотворца в п. Рудничном Верхнекамского района Кировской области. Он так же ведет церковные службы в  окрестных поселениях и исправительных учреждениях. Имеет церковные награды. В течение многих лет отец Леонид совершает паломничество на реку Великую, и свой жизненный путь он считает совпадающим с путем Великорецкого Крестного хода.

Что бы понять отца Леонида Сафронова, надо понять множество недоступных, скорее — невозможных для понимания вещей.

Надо понять — что такое Вятская земля с ее размахом: от Коми на севере до Татарстана на юге и от Удмуртии на востоке до Марий Эл на западе; и если осенить вятскую землю крестным знамением как осеняет себя православный человек, то верхней части креста окажется Луза с преп. Леонидом Усть-недумским, вниз по вертикали преп. Матфей Яранский, направо недавно канонизированный священномученник Михаил Тихоницкий, а слева (а ведь слева – и лежит сердце) – сама Вятка, верно, с преп. Трифоном Вятским, святым блаженным Прокопием, преп. Стефаном Филейским, новомученником святителем Виктором Островидовым, с чудотворным образом святителя Николая Великорецкого в Серафимовском соборе; понять что такое — вятские люди, а может и больше — вятский народ, общность такая или разъ-общность уже? Понять в чем начала природы нашей и земной, и человеческой, и духовной, понять, что такое Верхнекамье – находящееся в верхнем левом поле определенного нами креста, Верхнекамский район Кировской области, который, по сути своей - Верхне Вятский. – Так о тех местах мой отец говорил, Иван Смоленцев, - «Верхневятская сторона». - Там исток реки Вятки, которая потом, стремясь к Уржуму, пересекает всю вятскую землю. Понять что такое Рудничный – промышленный  поселок, затерянный среди лесов и зон, и что такое сельский храм, возведенный местным священником о. Леонидом в этом самом Рудничном. Храм естественно Святителя Николая, а чей же еще мог быть, и батюшка в этом храме – отец Леонид, Леонид Александрович Сафронов, уроженец здешней земли, 55 лет от роду, священник Русской Православной Церкви и значительный русский поэт конца ХХ начала ХХI веков.

А поскольку понять все это невозможно. То лучше и не пытаться. А лучше взять стихи о. Леонида и их понять попытаться – он как раз над этими вопросами бьется: что такое тварь Божья – от человека до мышонка и каково ей, этой твари, в мире? И что такое Россия от поля Куликова до Верхней Вятки родной вымирающей, угасающей, тающей. И что такое путь листа с золотой высоты-вышины до земной нижины. Путь зерна понятно, а вот путь листа это как? А ведь летит этот лист, через многие стихи его, летит. А и просто все, что бы понять Сафронова надо родится в России надо Бога Любить и землю свою родную – вот и все.

Настало время не спорить о том, что такое поэзия, а читать и понимать ее. Читать и понимать. Детей наших воспитывать в понимании Поэзии Русской, а значит в понимании Бога и Родины.

Не критика нужна сегодня – прочтение нужно…

Не первый раз подступаю я к стихам о. Леонида. И каждый раз пытаюсь найти тайну, загадку, которую, дескать, я только и разгадаю и открою читателю Поэта. И нет — не нахожу, ни загадки, ни тайны, — не нахожу: одна только поэзия. И так все ясно, все просто, что, кажется, о чем говорить: иди и смотри. Читай в смысле.

Пафос поэзии отца Леонида Сафронова сосредоточен в Боге. В Боге сосредоточено и земное служение православного священника о. Леонида. Поэтому ему и сложнее, и проще одновременно. Проще он видит мир, таким как мир и есть, во всех реалиях. простоте и сложности творения. Для постижения «тайн бытия» ему не нужна художественная интуиции (хотя она у него присутствует). Православия для постижения мира необходимо и достаточно. Сложней — он знает (сознает) всю меру ответственности за слово сказанное пред Словом Истины.

Стихи отца Леонида просты, как любое творенье Любви: «все понятно, все на русском языке». И, как любое творение, неизмеримо сложны, постижимы лишь до определенного предела.

Читать стихи о. Леонида радостно. У него легкое — легко:

Возьми коробку из под торта,
На ниточку ее подвесь
И всыпь зерна любого сорта,
Чтоб птицам было что поесть…
…

И тут же «галочку» для роста
В сенях отметь карандашом.
Замри на время не дыша…
Ты слышишь, как растет душа?

Действительно, - легко. Но: задумаешься — душе-то легко ли расти? А, ведь, растет. И Сафронов подсказывает «рецепты роста». Достойно поэта, достойно священника. Душа растет — только Богу — иного не дано ей.

У Сафронова: сложное — сложно:

А Иуда вскрикнул: «Уж не я ли?!»
А Господь промолвил: «Ты сказал!»
И опять Свой Взор уставил к небу –
Между всеми рухнула стена…

Тут же по омоченному хлебу
И вошел в Иуду сатана…

А Господь смотрел все выше, выше…
Наконец, Он взор увидел Отч.
Сатана вошел – Иуда вышел.
На земле тогда стояла ночь.

Как отчеканены последние строки, прямо шаги чувствуются, шаг за шагом. И кто из живущих, не пережил этот «выход Иуды»? И кто из живущих сам, грехами, не уходил в ночь от Христа? Разве, что опомнились Милостью Божией, как Петр. Мне здесь только восклицательный знак «мешает» – «Ты сказал!». С другой стороны как передать, что эти тихие слова, для Иуды грянули как гром? У Сафронова сложное сложно – так как есть, по определению, - не внешними выкрутасами, а умением подойти в плотную к Пределу тайны Бытия, тайны творения, жизни - за которой Сам Бог. Попробуй понять, как устроена простая травинка – чем она живет, дышит как, почему растет – вроде ответила наука; а почему тогда она, травинка, именно такой формы как есть? - тайна творения. Познать мир можно лишь до той грани, Предела, где – Бог, Его Тайна, не наша уже, не земная, не человеческая.

К этому Пределу подошли современные науки. – «Вот ползет он со скоростью света/Над землей, над тобой, над рекой…/То пытливая мысль человека/Нарушает всемирный покой» («Самолет»). - На этом Пределе служит Богу о. Леонид Сафронов. Искал он этот предел и за три-девять земель, в норильсках разных, а нашел – у себя в Верхнекамском районе. Отслужит в Храме Литургию, выйдет, коль силы остались, в ближайший лесок за поселок Рудничный, там  ему и Предел и Вновь - Бог.

Дар и Таинство сочетать – каково это? Только он сам, отец Леонид, и знает, наверное, если знает.

Поп сидит слегка святой,
Как молитва в требе,
Крест сияет золотой,
Словно месяц в небе.

На ногах носки худы,
Пятки смотрят дико.
«Се награда за труды! –
Говорит владыка, -

Что служили на селе
Вы полвека честно».
На дубовом на столе
Присно все и пресно.

(«Награды» - в основе стихотворения - сон лирического героя).

Легко ему было сказать – «Моя жизнь - Крестный ход». Так и сказал. Это было когда готовили к изданию книгу отца Леонида – «Куликово поле». Срочно требовалась биография автора. На одном из привалов Великорецкого Крестного хода к нему подошли и попросили записать автобиографию. «Моя жизнь – это Крестный ход». Хорошо же было ему так ответить. Вехи биографии потом все-таки добылись. Но и Сафронов, отвечая, не рисовался, не красовался, он сказал - правду. Сказать легко – жить сложно. Вернее – «трудно». Не даром кто идет в Ходу – «трудники».

Тропой каменистой и скользкой
С душою и телом в ладу
От церкви родимой Никольской
До Иверской церкви бреду.

(«Фаворский свет»)

 «Никольская» — это в Рудничном, а «Иверская» - на Афоне. Ничего себе круг? Так и есть. Круг жизни: от Бога к Богу. «Склоняясь и хладея/Мы близимся к началу своему» (Пушкин).

Белинский понимал пафос поэта как влюбленность в идею. У Сафронова не идея у него вера в Бога, и Православие как путь воплощения веры - в этом состоит его пафос. Белинский говорил о пафосе как о страсти. Православие – страсть не принимает в любой форме. Можно говорить о Горении, но горение – это не страсть. Да, у Сафронова была эта повышенная требовательность к окружающим – именно ко всем, не только к православным, не говоря уж о прихожанах, - проистекающая из страстного неприятия греха в любых его проявлениях. Он бывал резок. Но для того чтобы правильно понимать его резкость, надо было знать: в первую очередь он требует с себя, себе отмеряет высшей мерой. А потом уже требует, в той же мере, от окружающих. И кто, допустим, знал: чтобы поспеть отслужить Литургию в дальнем от Рудничного Храме, они с матушкой вставали в 2-3 часа ночи, и десятки километров шли пешком. Потом он служил Литургию, и было на службе, может, пять-семь бабушек. И обратно пешком, а вечером в своем Храме служба. И это не исключительный случай. Это был его образ жизни, на протяжении десятка, может, лет. Также, пешком, когда и - на «попутках», по окрестным исправительным учреждениям – «зонам». А окрест – это до ста километров. Тайга вокруг и только «зимники» пробиты. Рассказывал: «Отслужил утром в колонии молебен св. Николаю. Возвращаюсь. Грузовик проехал мимо, потом притормозил, назад сдает. Едем, спрашиваю водителя – Как зовут? Николай, - отвечает». И открытие Храмов в колониях. И служба в родном Никольском храме. Он не давал поблажек другим – это обижало. Он не давал поблажек себе. - Но об этом мало кто знает.

Стихи об Афоне – центральная часть книги «Лесниковая дочь», наверное, не только книги.

 Он просто скажет: «Побывать-то побывали…/Но, покорные судьбе,/А не Богу, мы едва ли/Что-то вынесли в себе», объединив и себя в этом «мы», чтоб не обидеть кого. Но ему, и священнику и поэту, Афон внятен и он вынес его в себе:

Плетусь полуночной порою,
Со всем примирившись уже,
Не с камнем, а с целой горою,
С горою Афон на душе.

 

Вынес как понимание верховенства Божьей Гармонии над хаосом:

 

Бушевала стихия два дня.
И две ночи природа гудела.
…И Афонский гудел перевал,
И глядела Пречистая Дева.
В третий день меня шторм изблевал
В горний мир из соленного чрева.

 

Вынес как утверждение невозможности отклонения от пути к Богу –

 

А когда пролетели года,
Я очнулся от прошлого вроде.
И уже ни за что никогда
Так легко не давался природе.

 

Нашел он и Ответ на Афоне. Тот Ответ, который и ищет и стихами и служением своим:

Спешу до родимого храма,
А с неба на Русь как ответ
Низводит Григорий Палама
Фаворский немеркнущий свет.

«Имеющий       уши – да слышит». И зачем, вроде, творчество, если Ответ найден? Ответ найден, но Крестный ход продолжается – к Богу. Да и – «Люди должны научаться от людей» - кому как не священнику и научать? Вот, научил же вопросу: «Ты слышишь как растет душа?».

Но отец Леонид и сам учится не менее усердно. Учится у Бога – за Литургией («Успенский пост»), по Библии («Исайя», «Из Апостола») и Житиям Святых («Параскева-Пятница»). Учится у жизни («Огородные дела), у народа своего («Про Илью и змея»), у русской природы («Река»), у русской литературы («Тарас»). Можно перечислять и перечислять. И щедро делится тем, чему научился – по одному стихотворению из книги «Лесниковая дочь» это для примера, а во всем творчестве – десятки стихов о каждом проявлении (явлении) Бога Живаго.

Очень хороши – радостны - его стихи, колосьями образов проросшие из исполнения завета «Будьте как дети». Детские ли это стихи? Если они детям понятны, не значит ведь детские. Его стихи, понятные детям, и взрослого порадуют и многому научат. В этих стихах Сафронова присутствует первоначальное, «детское», видение мира, то есть, очищенное от всяких привнесенных смыслов, да и вообще от смыслов (православная феноменология такая) и получается - чудо творения, в чистом виде, как есть. Я бы назвал эти стихи «простые», «препростые», может. Святитель Феофан Затворник пишет: «Спаситель в образец веры и жизни ставит дитя. Простота веры рождает простоту жизни; из той и другой происходит образцовый строй нравственный. Уму следует слушаться того, что заповедано Господом». Добавим – а глазам видеть, не умствуя, то что Он создал. Это и исполняет, на мой взгляд, Сафронов. Вот как видит он «самое страшное»: «Сырыми ночами/Во тьме чердака/Висят вниз ушами/И сушат бока… Похожи на сов/На лету тихококрылы/Но вместо носов/Поросенкины рыла» («Про самое страшное»). Вот самое светлое: «Всего одно лишь зернышко -/И в этом весь секрет./Он зернышком до донышка,/Как солнышком согрет» («Воробышек»). Вот самое горькое: «Плачет ребенок: «Иди сюда, мама!»/Только котенка не слышит она…/Ах, до чего ж это горькая драма:/Сыну на маму смотреть из окна» («Котенок»). И еще: «Не хотит речушка/Течь куда-то вдаль/В ней живет лягушка/Ей лягушки жаль» («Речушка»). И – можно цитировать и цитировать. А, «Слышишь как растет душа», которое мы вспоминали в начале – это взрослое или детское? А это: «На отцовской паре лыж,/По лицу - не рева,/Подкатил ко мне малыш:/»Дядя поп, здорово!//В малыше такая стать!/Хоть в заплатках шапка./«Кем ты, мальчик, хочешь стать?»/«Мужиком! Как папка!» («Малыш»). Вот так – растит Россия Мужиков, растит все еще… И растить будет.

  

В порядке все с Мужиками в России. А с дочками как? Две дочки в новой книге Сафронова одна – «Лесниковая дочь» – понятно. Другая тоже, вроде, понятно – «Поповская дочка».

«Лесниковая дочь» - стихотворение просторное как вятская тайга, столь же могутное, исполинское, густое, как вятские ели. Перенасыщенное гиперболами, метафорами, образами. И дочь по большому счету там – в сюжете стиха, - не причем. Рассказ о медведе идет. Спал бы медведь в берлоге – «зима будет длинной», да душа не дает спать – грезит о лесниковой дочке: «Лесникова душа, как кровавый мясник,/А у дочки – медовая бочка… Вечно пьяный лесник всю природу б пропил… Всю б Россию пропил – только молится дочь… И в единую ночь в небывалую мочь/Снова бор вырастает до неба». – Такая диспозиция. Кульминация: «Вот в берлогу мою рылом тычется шест/Отмерять моей жизни глубины./Разливается желчь – поднимается шерсть,/Превращаются очи в рубины.//Как огонь из трубы, я встаю на дыбы,…И ломаю кругом вековые дубы/Злою лапой своей, словно бурей». И – «свинцовая точка». И – «Темно-бурой сосной из берлоги сырой/Прямо в небо взойдут мои кости». Все. Стихотворение – очень интересно. Но Сафронов, на мой взгляд, не решает его. Замах – мощный, выхода – нет. В чем дело? Не справляется? Сафронову и посложнее вещи произносить удавалось – масштаб дарования позволяет. А если, взять все как есть: медведь – лесник – дочка: жизнь и смерть. Тогда вроде все нормально. Все равно технические вопросы остаются – а это первый признак того, что автор недорешил что-то. Чувствуется, что он о России хотел сказать. Но не сказалось. Но сам замах – завораживает. Бывает ли так – тема есть, а решения – нет. В принципе – решение есть всегда. Но в данной конкретной точке может и не быть. Вот мы и подошли к существу Предмета – данная конкретная точка бытия. Поэт – во времени живет – данном, и в пространстве – данном. Предвижу – не понравится о. Леониду, но скажу – его, Сафронова, «Медведь», одним из истоков своих имеет «Охоту на волков» Высоцкого. Почему Высоцкий в «десятку» попал, а Сафронов «медвежьей лапой мишень прихлопнул»?

Отвлечемся на несколько слов «о времени и …народе»: «Имеющий в кармане мускус не кричит об этом на улицах» - ?, «Запах мускуса говорит за него»? Как бы не так. Чтобы запах мускуса заговорил, обоняние окружающих должно быть способно отличить запах мускуса от запаха, скажем, от любого другого запаха. А если обоняние атрофировано? Вот и иди со своим мускусом в кармане куда хочешь. Вот наше время. Вот наша литература, современная нам литература. Нет Литературы – нет и числа Презентациям. Презентации – идут одна за другой. Пышностью, чинностью и обычаями напоминают похороны. О «книге и авторе» - только доброе и хорошее, как сами понимаете – «о ком…». Попробуй выступить с легкой даже критикой – будут смотреть как на пляшущего у гроба. Со всеми вытекающими…Мы не читателя потеряли. Мы -  потеряли народ. Читателей – полно. Народа – нет. Поэтому – можно все. Разве, только, Совесть, кого остановит… Но, похоже и совесть с народом вместе… Предмет поэзии есть сама поэзия. Однако Русская Поэзия имеет еще один родовой признак – не сосредоточиваться на самоценной красоте речи, но обращаться к человеку как к творению Божьему. Именно так понимать человека, сострадать ему, радоваться вместе с ним, делиться личной болью, которая оказывалась общей – так как созданы по Образу и Подобию и родились в России. Именно этим качеством особенностью был обеспечен народный национальный характер русской поэзии.

А народ в ответ, - он мог даже и не читать, хватало с него и народом быть, читателем не обязательно – народ, самим фактом бытия своего, обеспечивал возможность различать Поэзию от всего прочего. То есть, только народ обладает исключительной возможностью различать запах мускуса в череде разнообразных запахов.

Причем тут Высоцкий? Высоцкий – был народным поэтом. Но народа – советского. Вызывала даже тогда улыбку эта формулировка – «новая общность». Но советский народ – был как объективная реальность. Это доказано и тем, что была у этого народа – Литература. И советская литература, но!!! – и Русская Литература – могла осуществляться и осуществлялась в советском периоде. Вот – вся разгадка «феномена Высоцкого» - он был действительно народным поэтом, народа советского. Однако в советском народе получал осуществление и -  русский народ. И поэтому был возможен Рубцов с его не столь громкой известностью в советском народе, но с искренней любовью в народе русском.

Возвращаясь к Сафронову – вот и не складывается «Лесниковая дочь» - народа не хватает: «Чтоб до мерзлых сердец достучаться» – «достучаться» - некуда, пока. «Мерзлота» - есть, сердца – нет. Может и недолго уже ждать – явится «исполненный сил» - иным и быть не может. Есть – предощущение народа – Сафронов это улавливает, иначе не писал бы так «Лесниковую дочь». Это предощущение явственно во время церковной службы, особенно когда на Литургии грянет «Верую» весь воскресный Храм. Явственно в Крестном ходу. Но завершилась служба, завершился Ход, и то, что только что было – народом, незыблемое, казалось, - рассеивается. Но однажды не рассеется – а вновь жить начнет дальше единым народом.

А с «Поповской дочкой» что? Посмотрим.

Луна, словно бочка,
Качается пьяно:
Поповская дочка
Гремит в фортепьяно.

А поп с умиленьем
Все жаждет момента,
Где схожа с моленьем
Игра инструмента.

Отец умиляется чаду, но ждет мгновения, когда звук поднимется до Гармонии, обращенной к Творцу. И матушка рядом – но, в ожидании Гармонии, она не забывает, что отцу «…завтра на службу/И выспаться надо.//А после – крестины/А также – венчанье…».  - Здесь, кстати, читается образ вообще русской семьи – Образец? - Отец – отец, матушка – матушка, чадо – чадо. – Отсюда и Земное, - пока Небесное не берется. Отец знает и подсказывает:

Дави на педали,
Вытягивай ноты,
Чтоб с сердца спадали
Мирские заботы.

Играй – не пиликай,
Ласкай, а не тиская –
И станешь великой
На свете артисткой.

То есть, всерьез надо – и возьмется все и выровняется. И – выравнивается: «Расплакалась тучка… Задумалась кошка,/Заслушалась мышка… И даже собака». Мир проникся Гармонией – свершилось – «А в небе пылает/Луна золотая» - это от первоначальной «бочки».

«Дочка», «дочки» - это ведь и книжки тоже. Достроим до Гармонии, отец Леонид, как думаешь? 

Все так. Но – пока народа нет - поэт, который по щедрости Дара мог бы - в другой ситуации (время – пространство) - развиваться как народный, национальный вынужден интуитивно пролагать собственный путь. Верно ли он его пролагает? Пролагает ли вообще? Путь ли это? – ответит только Время.