Про Илью и Змея

День пропал, как в болотную ряску
Провалился седой старичок.
«Расскажи мне волшебную сказку», —
Просит старую бабку внучок.

— Я волшебной сказать не сумею,
Потому как в Христа крещена...
Как-то раз подколодному Змею
Полюбилась у князя жена.

Вылезал из-под скользкой колоды,
Из-под матушки старой змеи.
Обувал сапоги-скороходы —
Перелётные крылья свои.

Раздувал добела своё дышло,
Чтоб носило немыслимый груз,
Чтоб дорога воздушная вышла
Без запинки на матушку-Русь.

Вспузырилась болотная тяга,
Всколыбнулся родимый удел.
Змей вспотел, как простой работяга,
И со свистом на Русь полетел.

В наших сёлах хрестьяне богаты...
Ноне, внучек, не те времена!
Едет полем могучий богатырь, —
Золотые поют стремена.

В самоцветных каменьях уздечка.
Всюду бархат, и чёрен, и рыт,
А душа у Ильюши, как свечка,
Перед Богом до неба горит.

В дальний путь снаряжённый невестой,
Едет парень, по дому грустит.
Вдруг глазает: по тверде небесной
Стометровая дура свистит:

Родом будто небесное тело,
А на вид: головёшка с огнём.
«Ну, да ладно, куда б ни летело,
Мы тебя в коромысло согнём!

Разом сманим тебя с небосводу,
Как голодного волка на сыть.
Из колодца протухшую воду
На тебе будем вечно носить».

Змей летит о двенадцати выев
И на каждой растёт по главе.
Развернулся и смылся на Киев —
Не поймать никакой булаве!

Вышла в сад молодая Опракса,
У Владимира-князя жена,
Не ребёнок по виду, а плакса,
Словно майская роза нежна.

Словно тростка, тонка, из-под шляпы
Смотрит ручкою греческий нос...
Подхватил её Змей в свои лапы
И со свистом за море унёс.

Сквозь окошко узрел князь Владимир:
Кто-то страшный мелькнул, словно бред.
За околицей ветер повымел
В синем небе двоящийся след.

«Скоро будем, как черти, рогаты
И пойдём с головой на ухват!»
В стольный Киев въезжает богатырь,
От дорожной еды суховат.

Накормили надёжу обедом,
Напоили зелёным вином,
Расспросили о том и об этом,
Что там деется в мире ином.

Мол, имеем претензии к Змею:
Он семейный похитник и вор!
Молвил гость: «Я и сам разумею», —
И покинул владимиров двор.

Под Ильёю плетётся кобыла,
Словно это не конь, а овца:
Без хозяина, знать, раздобыла
В княженецких конюшнях овса.

Размахнулся трёхжильною плёткой,
Просмолил лубяные бока —
По воде поплыла она лодкой,
Словно птица, взвилась в облака.

Вдруг такое настало вонище —
Нa ходу задыхается конь.
Дрыхнет Змей в родовом логовище —
По земле разползается вонь.

Спит и собственным выдохом дышит,
Как навозом объевшийся смерд,
Спит вонючая сыть и не слышит,
Что к нему приближается смерть.

Едет смерть на соловой кобыле,
Под рукой у ней меч — не коса.
Словно косу, княгиню отбили
И отбыли назад в полчаса.

Возвратилася в Киев Опракса,
От рыданий сырая на треть.
Только плакать об этом напрасно —
Надо чаще на небо смотреть.

Надо чаще, мой милый, молиться —
И душой будешь светел и рад...
Куполами сияет столица,
За Обедней стоит Киев-град.